Бексултанов Муса. Iаки. (4 дакъа)
Iакига хIума дийца, аьлла, деха оьшуш дацара, муьлхха а – бен а йоцуш – ахь цхьаннан цIе яьккхичхьана: Iалелай, и хьенех ма чIогIа лета, минех ма онда ву, сенех эшор волуш, цхьа а вуй-те, олуш.
Цкъа тхо иштта, клуба хьалхахь лаьтташ, тхан юьртра Гама вели-кх тIех, чохь ваьллина, нахаца башха уьйр а йоцуш, деро стаг вуьйцура Гама, дегIана онда, ши метр лекха а волуш.
– И ю-кх цхьа бIотIа, – элира цхьамма, оцу стагана тIаьхьа пIелг а хьажийна, – ма удар йийр яр-кх цо! – аьлла.
– Не простой он человек, как кажется, – кхоьссира Iакис, – ты дойди до него в любое время – ши куьг хьала-охьа ластийра Iакис, – иштта Iуьллуш ву-кх иза, приемы отрабатывает… кроме простых, он знает тысячи смертельных ударов! – аьлла.
– Вай, и ма чIогIа ву тIаккха, и хьан Iамийна? – тхо цецдевлча:
– Мой ученик! – шен некха тIе нана-пIелг туьйхира Iакис. – Я годы на него потратил, чтоб передать свое мастерство…
– Цкъа спаринг ехьа цуьнца, Iаки, показной, а то люди подумают, иза уггар а чIогIа ву, – оха аьлча:
– Не окреп он еще, да и мой коронный тройной удар не дается ему пока – «коготь леопарда», – олуш.
«Коготь леопарда» цо тхуна йийцинера, ша Брус Лина тIехь, закрытый бой йолуш, Гонконгехь йина йолу: люди думают, что Брус Ли умер своей смертью, – элира цо, – а это мой грех и моя незаживающая рана всей жизни, – аьлла.
Кху дуьненчохь мел верг эшийна а ваьлла – Гойко Митичана тIехь цо динарг-м ирча эхь дара, Чак Норисан ший а ност кагъеш. Мухаммед Али вилхинера, хIара гучуваьлча: «Дай мне уйти королем ринга, не осрами, прошу тебя… я знаю, что ты непобедим», – олуш, гор-бертал кхетта, кхуьнан настарех схьа а хьаьрчаш.
«Изза того, что ты носишь имя моего пророка, – аьлла хиллера цуьнга Iакис, – дарю тебе жизнь, но если я услышу, что ты когда-нибудь, где нибудь еще раз вышел на ринг, готовься к последнему дню своей жизни», – аьлла.
– И он, как человек слова, повесил свои перчатки на гвоздь, и мир никогда больше не увидел его на ринге! – элира Iакис, тхан бIаьрахьаьжна, гIийла корта а ластийна.
– А этого… Гойко Митича, не хотел я его трогать, нравился он мне, эцца индейцешна гIо деш а, дIа а, схьа а… но цхьана Iуьйрана ду-кх, гIовгIанаш а хезна, самаиккхинчу суна, нанин хьаьаш кегъеш цхьа нах хьийза-кх кха тIехь! Что это такое, сан да-нана хьакхийца далла, что за бардак, аьлла, дIахьаьддачу суна, Гойко Митич ву-кх: «Бехк ма биллалахь, Iаки, кино йоккхуш дара тхо», – бохуш, куьйгаш ирх а айина, суна дуьхьал вогIуш. Ладно, эли ас, на сегодня я тебя оставлю, хьаша хиларна, но за труд матери придется ответить: требую боя и он состоится, – аьлла.
Iамеркехь хилира бой, съехались все индейцы с пяти континентов . Три дня и три ночи мы дрались. Была жара и пот ручьем… гуобаьккхина, бIаьрго ма лоццу и кIажарш а охкийна, вотанца хелхарш деш, шаманашка орца доьхуш, индейцаш а болуш. На четвертый день, на закате дня, нийсса сан бIаьргаш чу кхийти-кх малх, и этот паршивец – а уговор то был на честный бой, без ТБ, то есть, тешнабекх бийр боцуш – песок мне в лицо бросил, одновременно нанося три страшных удара! В воздухе я крутился, лаьтта ца вусуш – синтIадам ма бац гуш, – а он может убить! Крутился я, крутился, цо кхуьйсуш долу секхаIодан пхьаьрчий ца кхоьтуьйтуш. Наконец-то, цо очередной пха секоIодан бага буьллушехь – на тысячной доле секунды замешкался он, – я успел нанести из своей тройной коронки два предыдущих удара: кулаком в дых и ладонью в лоб.
Багах цIий схьа а тухуш, на обе коленки упал он, обмякший, как мешок, и испустил дух, кхин лаьтта охьа ца вужуш, стоя на коленях. Я зауважал его, сан да-нана хьакхийца далла, несмотря на его ТБ.
Вождь – судья наш – встал, столетний старец, без обоих глаз; он видел внутренним взором, весь в шрамах и рубцах, держа в руках корону победителя и обративши свой взор к нему, произнес громогласно: «О небо, услышь меня, родился твой воин, «Воин неба» – олуш.
И подойдя ко мне – индейцы пали ниц, касаясь лбами земли – воорудил корону на мою голову, корону «Воина неба», которого они ждали со времен этого негодяя Колумба.
Лечкъина веара со цигара цIа, нанина дан хIума а ца хилла, мать – она есть мать…
С тех пор себя убиваю, да-нана хьакхийца далла, дац, не могу себе простить эти слезы, прозрачные и горькие слезы братьев моих индейцев: дIа ма гIо, вождь хила шайна, не бросай, колонизаторы отняли все права на собственной земле, загнав нас в резервуары, – уьш боьлхуш, сердце у меня разрывалось, – элира Iакис, ший а куьг хьалалоцуш, доIа деш санна, ирх а даьхьна, – Дела ву-кх гуш сан дог, Он все видит и простит! – аьлла.
Оццула хала яьккхина и корона нанас йойу Iакин: стенга яьхьира ахь иза, нана, и цхьа котаман месаш тIехь йолу хIума, аьлла, Iакис шега хаьттича: «Нана яла хьан, и тIергIан гIайба тиш а белла, оцу хьан хIумнах месийн гIайба буьзи-кх ас», – олуш.
– Я чуть не умер, да-нана хьакхийца далла, дац, дукха дог даьттIа… она же и меч мой «священный меч поднебесного» отдала школьникам, как жравчину… эцца металалом … тиша эчиг лехьош бераш ца хуьлу, ишколера арадохий… да, им отдала… а я с таким трудом, наступая на горло смерти, в Японии, Сеуле, Пекине, Гонконге, калеча людей, себя…
– Ахь Гонконгехь Брус Ли эшийча делла дарий хьуна и меч, хьох «Воин Поднебесный» веш? – хаьттира оха.
– Я вам разве не рассказывал? – цецвелира Iаки
– Телевизорчухула дуьйцуш хезна-кх, ахьа-м ца дийцира тхуна! – оха дегабаам бира, массийттаза дийцинашшехь, цуьнга юха а дийцийта.
Юхадуьйцуш, кхин а керла-керла басарш тIекхетарна дийцарна, юкъара цхьа-ши хIума – меч а, поднебесный а – диса а дуьсуш, цкъацкъа дерриг а юхамаччахьара а хуьлура, нийсса бIостанехьа, хьалха дийцинчунна аьттехь а доцуш.
– Они услышали про меня, – долийра Iакис, не знаю, правда, как, но язык же без костей… в Гонконге меня забрали прямо с Грозного… Я никогда – сан да-нана хьакхийца далла – не видел такого столпотворения – прямо цу аэропортера дIа народу было, ё моё, все Китаезы, Япошки – все эти рисоеды со всего мира съехались сох бIаьрг тоха гIерташ…
На вертушке меня забрали, машенех гIуллакх хирг а ца хилла: люди орали, кричали, плакали, ревел Гонконг, как Ниагарский водопад, сан да-нана хьакхийца далла, дац, мать моя женщина, блин…
Цхьана лекхачу тхов тIехь вертушка сецча, лифт чухула охьавадий со цара на двадцать пять этажей вниз, нийсса зала чу охьа! А народу – ё моё! – битком и пустой ринг, как чья-то смерть… мороз по коже, шийла хьацар тухуьйтуш!
Меня переодели и дали меч, как язык черной мамбы, с двойным лезвием.
– Кто вы? – хаьтти-кх соьга.
– Сашка Казахстанский, – эли ас.
– Имя воина? – боху-кх.
ДIа ойлайи ас тIаккха, хIун дича бакъхьа хир дара-те аьлла: бык не подходит, тигров много, соколы были, да и прочих пернатых…
ЦIеххьана полла дагабеа-кх суна – изящная и легкая, незримая, как тень.
– Бабочка! – эли ас, хIаваэхь цхьа-ши перуэт а йина.
– Чо! – мохь бели цаьрга. – Чо, чо! – олуш.
Вижу пустой ринг, сумеречный зал и светящиеся шарики узкооких рисоедов. Ну кто же он мой соперник, бохуш, ойланаш еш, ринга тIехула дIасаоьхуш лелачу суна, и цхьа хIума ги-кх, тIаьхьа орца а хIоттийна, схьаялош.
ДIахьаьжча, Брус Ли боху и бератIорз ю-кх, даьIахкаш а сеттош – дегI цуьнан ян а ма яций – ринга тIе хьалайолуш.
– Уберите эту стрекозу, – эли ас тIаккха, – дайте настоящего воина, не позорьте меня и мой народ! – аьлла.
Сан багара и стрекоза боху дош даларцанна, IийI, аьлла, цхьа мохь а хьаькхна, схьа чукхоссаели-кх и хIума, и шен юткъа тIамарш а лестош.
Лацалой соьга иза, куда там!Мох санна хьийза-кх, только свист и слышу и вихри ветра!
Да-нана хьакхийца далла, хIара-м дош ма дац, аьлла, я лег на спину и начал крутиться вокруг своей оси, как юла. Мы не видим друг друга от этой бешеной скорости, шелест да порывы ветра, будто карабельную мачту рвут: тIера хIумнаш яц, эттIа дIаевлла-кх, дакъош бен ца юьсуш… лоскутки висят, уьрсо хадийча санна. Тогда я понял, что надо наносить удары в эту пустоту из-за всей силы. И я начал, гуш хIума а доцуш, наносить свои смертельные удары прямо в воздух, и ринг мел ю дехьа-сехьа кхийсалуш, выпрыгивая аж до потолка и спускаясь стрелой вниз. Не знаю мел хан яьллера, но я был наэлектролизован от этой скорости настолько, сан дегI, прям, миллион вольт йолуш санна, каждый удараца цIеран суйнаш дIакхуьйсуш дар-кх. И ставки росли: я слышал, миллионы и миллионы, и все деньги на эту стрекозу, суна кепек тIе а ца хIоттош.
И тут я, сан да-нана хьакхийца далла, дац, разозлился не на шутку и добавил тысячную скорость ударов на долю секунды, нанося свою коронку – коготь леопарда: в дых, в лоб и ударом согнутых пальцев в сердце.
И точно – цап, в моем кулаке трепещущее сердце с размером гусиного яйца, гарт-гартнехь детталуш, сан буйнара дала гIерташ. И Брус Ли, ринга тIехь, с зияющей сквозной дыркой через грудь, а тело стоит, как вкопанное!
Дог ца соцу-кх, сан да-нана хьакхийца далла, дац, сан юьхь тIе кхета герташ. Тогда я начал сжимать это сердце, столь мужественный кусочек мясо, как нерв земной оси.
ГIуллакх ца хуьлу-кх, ца соцу-кх дог и сил больше нет, сан да-нана хьакхийца далла, прям кровь у меня из под ногтей сочится!
– Сейф мне! – мохь туьйхи ас тIаккха, – Стальной сейф! – аьлла. Цу чохь а соций тIаккха! Стенки сейфа прямо буграми исходят, иза чуьра арадала гIерташ, детталуш. Пришлось, сан да-нана хьакхийца далла, пятерка эчигца, нет, вру – десятка эчигца сейфана гонаха кхалха гуо а лоцуш, морской шовца сварка ян. И долго билось это мужественное сердце, такой гул, прям аж, ушные перепонки кровью лопаются!
И утихло мгновенно, наверное, разорвалось…
Я стоял, как вкопанный, мгновенно осознав, что я натворил, дурак, какая утрата для всего человечества смерть такого воина…
И с моих глаз потекла скупая мужская слеза, слеза отчаянья и скорби!
Цкъацкъа, цу агIор дIахьаьжча, к востоку, сан да-нана хьакхийца далла, я слышу его голос, голос Брус Ли, который успокаивает меня и просит: не скорби, брат, и воин, как бог, должен быть один и это ты! – бохуш соьга.
